…Да и не получилось бы убежать. Мосток, на краю которого стояла жрица, упирался в мутно-синее море, а там, где причал встречался с сушей, копытами по бревнам били лошади мародеров, преграждая единственный путь к бегству.
Сержанта терзали сомнения. С одной стороны, он молил Паладайна, чтобы девушка оказалась достаточно смелой, дабы помочь ему; Бернард уже догадывался, какая участь его ожидает. С другой, он понимал, что для незнакомки храбрый поступок в этой ситуации, скорее всего, окажется губительным, возможно последним в её жизни. И всё же, в глубине души солдат надеялся на помощь девушки, ведь это так естественно – помочь человеку, оказавшемуся в беде.
Мысли сержанта тем временем, вернулись к тому, с кого началась вся эта передряга: молодому магу в черной мантии. Кто же мог подумать, что весёлая потасовка в таверне закончится гибелью друга, ранением солдат и, в конце концов, пленением его самого? «Как было бы славно раскрошить зубы этой сволочи…» - Эту мысль Шэлдвин подогревал снова и снова, но никак не мог найти в себе хоть осколок ярости или злобы. Возможно, он постарел…да, наверное, поэтому. Снова послышались голоса, и Бернард привычно напряг слух, продолжая грызть веревку, стягивающую мешок.
- Тебя, тебя, - гаркнул хриплый, кажется, Костолом, - Возможно и надо. – В голосе громилы послышались какие-то слащавые, смешанные с издевкой нотки. Мускулы сержанта напряглись, и тело дернулось под покрывалом. Ситуация, была ему знакома, не первый год он служил в Перепутье и не раз наблюдал подобное за своими солдатами.
- Заткнись ты, - прошипел второй мародер, - что, ослеп? Она жрица, с этими лучше не связываться, пусть идет своей дорогой. У нас дело. – Последнее слово было растянуто так, что чувствовалось: мужчине хотелось поскорей разобраться с этим самым «делом».
- Жрица? Тем лучше. Привяжем здесь коней. Ты иди, грузи этого в шлюпку, вон, я и отсюда вижу корабль, а я пока побеседую с девкой. Мне так нужна её помощь.
Сквозь плотную ткань мешка послышался тихий вздох того, кого называли Мечником. Сержант по-прежнему усиленно работал челюстями, чувствуя, что веревка скоро поддастся. Мародеры спешились, стащили с коня пленника. Некоторое время он лежал на сухих бревнах, вдыхая соленый морской воздух. Это запах, это ощущение были знакомы Бернарду с детства. Ещё мальчишками они собирались всем двором и устраивали грандиозные игры, которые всегда заканчивались бегством от разъяренных горожан, у которых что-нибудь поломали или украли. Порой детские шалости переходили в отнюдь не детские потасовки, в которых Берн почти всегда выходил победителем и лишь изредка валялся – совсем как сейчас – лицом на сухих, пропитанных солью и запахом водорослей, бревнах - он проиграл. Но только детство прощает поражения, а взрослая жизнь – нет.
С пленника стащили рваное покрывало, и Мечник не в силах поднять крепкого сержанта, при помощи товарища вновь забросил Шэлдвина поперек седла. Теперь мародер вел лошадь за уздцы, шагая впереди, а пленник свешивался с неё во всей своей красе: на голени глубокая кровоточащая рана, нанесенная мечом, голову скрывает мешок, а руки связаны. Торс совсем голый, на спине и руках виднеются многочисленные гематомы, кожу на груди рассекают узкие кровавые полосы, какие оставляет ивовый прут в руках умелого надзирателя.
Костолом остался где-то позади, кажется, стреноживая лошадей, но у сержанта не оставалось сомнений по поводу того, кем он займется, как только шлюпка отчалит от пристани…
